Надежда Васильева

            В российской группе ребят было немного, всего шесть человек. Две девчонки из Архангельска, две - из Мурманска и они, парни из Карелии. Сопровождающая их библиотекарша выглядела очень странно. Возраста ее было не определить. То ли молодящяяся старая дева, то ли напускающая на себя строгий, солидный  вид девчонка. Но звали ее по отчеству, как положено, Еленой Петровной. Хотя ко всем иностранным писателям  обращались просто по имени. С Русланом, как звали земляка, сразу не сошлись.  Бахвалился много. Не успели в поезд сесть, познанием английского кичиться принялся. А он, Сеня, иностранных языков не признавал. Зачем ему этот иностранный? Пусть иностранцы русский учат. Себя и страну свою уважать надо. Не только Сеня, но и отец был такого же мнения. В анкете насчет знания английского соврал, опять же мать надоумила, напиши, мол, владею на бытовом уровне.

В лагере с Руслана девчонки глаз не сводили. Что бы ни делали, перед ним красовались, одна перед другой. Смотреть противно! А тот, знай, шевелюрой трясёт. Шибко красивых Сеня не любил, хоть парней, хоть девчонок взять... Идут и в каждом стекле на себя любуются. Сеня на себя в зеркало редко когда смотрел. Было бы на что! Над ним Бог словно посмеялся. Лицо веснушчатое, нос, как дед шутливо говорит, "на четверых рос, одному достался”, ресницы белые, а хуже всего - волосы, как у  Страшилы, огородного пугала, так в разные стороны и торчат. Одно время хотел даже наголо всю эту "срамоту” сбрить! Да отец остановил. У тебя, говорит, череп неровный. Потрогал рукой - правда! Что тут будешь делать?! Отступился. С девчонками "шашни крутить” все равно не собирался. А вот парня, с которым бы хотелось подружиться, сразу приметил. Тоже рыженький, тоже веснушчатый.  И такие же белые ресницы, как у Сени. Только хрупкий больно. Ему бы в российской деревне пожить. Быстро бы мускулатуру накачал! Глаза у рыженького были такими приветливыми и добрыми, что Сеня безо всяких комплексов к нему сразу и подвалил:

                - Слушай, друг, тебя как зовут? - и добродушно протянул ему руку.

Тот заулыбался, все понял:  

- Андрэ.

- Андрей, значит, по-нашему! - обрадовался Сеня. - Отлично! А меня - Семен. Можешь Сеней звать, мне все равно.

- Do you speak English? - поинтересовался новый приятель.

- Дую, дую, да не очень, - признался Сеня. - Но понимать-то понимаю, как никак в школе английский учу.

- Do you write poems?           

- Нет, что ты! - даже испугался Сеня. – Стихов с роду не писал. Прозу.  - Сказал, а сам покраснел и уткнулся смущенным взглядом в кроссовки. Произнести последнее слово было для Сени настоящей пыткой. Ну, какой из него к черту прозаик! Материны фантазии. Напридумывала, а он отдувайся теперь!

-          I write prose too! – обрадовался Андрей. А Сеня сконфузился

ещё больше. Вот влип! И нехотя добавил:

                - Проза – это громко сказано. Так себе, что-то, вроде, дневника веду, что ли…

-          Where are you from? – почувствовав Сенину неловкость,

тактично сменил тему разговора норвежец.

                - Из Карелии. Слышал про такую?       

                - Yes! - чему-то снова обрадовался Андрей. - I’m from Norway.

                - Из Норвегии, значит. Красиво у вас! А у нас все больше леса да озера. Forest, говорю, lakes, - и для ясности ударил себя в грудь. - У нас!               

                - I know. Карашо! - по-свойски хлопнул его по плечу приятель.

                - Ой, да ты и по-русски можешь?! Молодец! Хочешь, научу?           

                - Хочешь! - повторил Андрей.

Теперь каждую свободную минуту Сеня учил норвежского

друга русскому языку.  А тот его английскому. Правда, у Сени английский шел туго. А у Андрея способности выявились потрясающие. На третий день общались исключительно на русском.

                Перед уроком драмы, с которого начинался каждый день, Сеня приветствовал приятеля.              

                - Доброе утро. Как дела?      

                - Отлично! - бодро рапортовал тот и азартно ударял ладонью о ладонь, как Сеня его тому научил.

                - Как спал?

                - Карашо!

                - Будешь в волейбол после обеда?       

                - Буду!

                - Программу дня знаешь?

                - Знаю!

                - А в сауну вечером пойдешь?

Андрей растерянно захлопал белесыми ресницами.

- Не понял? - спросил Сеня и повторил членораздельно: - В

сауну, говорю, хочешь? – И видя какой-то странный испуг в глазах друга, добродушно засмеялся: - Опять не понял?

- Понял! Понял! – торопливо заверил тот.

- Так пойдешь?

- Нет!

- Вот те раз! Греться не любишь? А я до бани сам не свой!

Друг молчал, смотрел куда-то в сторону. Что это с ним? Ну да ладно! У всех свои тараканы. Может, стесняется чего! Куртку джинсовую никогда не снимает, и почему-то всегда держит руки в нагрудных карманах. Ну, да это его проблемы.

            Ситуация разрешилась сама собой. Сауна "накрылась”. Вечером после ужина был праздник норвежской культуры.  Финны со шведами уже в этом смысле "отстрелялись”. Настал черед хозяев. Андрей играл роль какого-то танцора, в цилиндре, с тросточкой, в смокинге. Вытанцовывал так классно, будто в балетной школе учился. Сеня, как всегда, сидел позади всех. Перевода слышно не было из-за громкого смеха ребят. Может, потому, ничего смешного в танце приятеля он не находил. Но лёгкости движений поразился.

            Вечером Руслан пригласил его в компанию к девчонкам, шведкам, из соседнего номера.

                - Пойдём! Ничего девчонки! Ноги от ушей растут. И без комплексов, не то, что наши зубрилки!

            Но Сеня наотрез отказался. Представил, как Руся будет перед иностранками выделываться, из кожи вон лезть, чтобы в себя обеих влюбить. Сеня будет их песнями забавлять, а Руслан из-под чёрных бровей флюиды страсти в разные стороны разбрызгивать. Уж знает его, как облупленного! Руслан отказа не ожидал, презрительно скривил губу.

                - Ну, как знаешь! Было бы предложено! Тогда сиди в номере один да бренчи на своей балалайке. Еленушка с проверкой придёт, дверь не открывай. Скажи, что давно спим уже.

            В номере сидеть Сеня и не собирался. Вышел на улицу, вздохнул полной грудью. И мысленно переделал на свой лад любимые стихи матери: " Уж лучше голодать, чем, что попало, есть. Быть лучше одному, чем вместе с кем попало!”  Вдалеке за берёзами виднелась беседка, в которой маячила чья-то одинокая тень. Сеня навострил лыжи в ту сторону. Подойдя ближе, даже присвистнул от удивления. Друг норвежец! Родственная душа!

-  Во! И ты один!

- Одын! Одын! –  согласно закивал тот.

- Хороший ты парень! – похлопал Сеня парня по плечу. – Люблю

таких!

            - Лублю?! – повторил тот. И длинные ресницы его удивлённо запилькали.

            - Да нет! Я не это имел в виду. Что мы с тобой геи какие-нибудь, что ли! Ну, как бы тебе объяснить?..  У нас с тобой натуры одинаковые. Понимаешь? Не понимаешь!!!

Вот наказание! И что английский не учил! Пальцем душу не откроешь! И хочется поговорить, да всё как-то наперекосяк идёт!

            Тогда стал учить норвежца русским глаголам. Уж он и прыгал, и бегал, и кашлял, и зевал, и садился, и вставал.  То протянет Андрею сосновую ветку, то обратно заберёт. И, знай, глаголами бомбит. По тёткиной методе. Та курсы  английского ведёт. Со стороны, наверное, это выглядело забавно, потому что Андрей смеялся до коликов в боку. И Сеньку несло! Не зря говорят, хочешь поднять себе настроение – развесели другого.  И дурили бы, наверное, до утра, но стало пронизывать ветерком.  Андрей всё глубже прятал шею в воротник куртки. Тогда Сеня предложил приятелю пойти в его номер. Мол, никого там нет, Руслан у девчонок в гостях, и, скорее всего, заявится только к утру. Но лицо Андрея вдруг разом сделалось каким-то серьёзным. Отчётливо произнеся по-русски: "Спокойной ночи!”,  он резко развернулся и быстро пошёл в свою комнату. Сене оставалось только недоумённо пожать плечами. Конечно, в доску свой, но не без странностей. Как любит повторять их Елена свет Петровна, "другая культура, другой менталитет”.

            На другой день во время  групповых занятий разбирали творческие работы своих сверстников из других стран. Фамилии, конечно, не назывались. Дело понятное. Кому хочется, чтобы на тебя потом глазели. Больше всего понравился Сене рассказ о  страданиях девчонки,  изнасилованной группой пьяных подростков. Той жить не хотелось, пыталась на себя  руки наложить, да женщина одна спасла. Психоаналетик, или как там у них!.. Велела подстричься под мальчика и пять лет носить брюки и куртку. Круто написано! Чтобы такие чувства передать, самому  подобную трагедию испытать надо. Разве может тот про рыбалку рассказать, кто не рыбачил ни разу! Как ни старайся, а читатель не поверит. А эта история так перед глазами и стоит. Интересно, кто из девчонок такой  рассказ написать мог? Стал к иностранкам приглядываться. Но ни одна на автора не тянула. У одной видуха была такая озабоченная, сама, кого хочешь, изнасилует. У другой – пустота в глазах, как в пересохшей луже.  Третья – вся в делах, как деревенский староста. У четвёртой такой вид заумный, словно аспирантуру уже закончила. А, может, писатели все это сами придумали, в воспитательных целях? Чтобы вызвать сопереживание, побудить к творческому разбору... А он, дурак, голову ломает! Вот бы с Андреем поговорить на эту тему... Только как? Проклятый английский никак в голове не укладывался! Бытовое - ладно, в конце концов,  что нужно, руками показать можно,  а  в высоких материях этот "язык тела", конечно, не помощник. К тому же вечерняя встреча с другом опять сорвалась. Теперь усердно готовились к вечеру российской культуры. И Сеня был гвоздем программы. Зря, что ль,  гитару с собой тащил! А уж песен всяких знал. И под Высоцкого косил, и Цою уподоблялся. Свои тоже пел. Только в авторстве  не признавался, стеснялся. Одна песня даже про любовь была. Слова сами откуда-то взялись, после фильма одного. Записал их в блокнот на всякий случай. Потом гитару в руки взял, и тут же мелодия родилась. Чудеса. А в голову закралась блудная мысль. Интересно, а Андрей песни любит?

            Стал искать взглядом друга. Но тот забился куда-то в последние ряды. И глаз на Сеню не поднимал. Как только Сеня закончил первую песню, в зале началось такое!.. Девчонки будто разом прозрели. Словно он из гадкого утенка на глазах у всех превратился в белого лебедя. Будто веснушки у него разом пропали, или нос меньше стал. Даже скандировать принялись: "Се-ня! Се-ня! Е-ще! Е-ще!” И наши, и финки, и шведки, и норвежки - все, в один голос! На чисто русском! Это другое дело! У Руслана глаза из карих желтыми стали. Зависть мучила, беднягу! Сеню, конечно, уговаривать долго не надо. Не из гордых. Еще - так еще! И, напоследок любимую, собственного сочинения, ту, что про любовь. Да с такой страстью, на таком подъеме - душа вон! От девчонок столько флюидов к нему поплыло, хоть захлебнись! Победно взглянул на норвежского друга, мол, знай наших! А тот вдруг вскочил  и быстро выбежал из зала. Вот чудак! Обидно даже! Сеня во след только крикнуть успел:

- Ты куда?! Андрей!

В зале воцарилась такая жуткая тишина, что Сене показалось, он

оглох. И тут же, будто с потолка, на онемевший зал обрушился циничный гогот  Руслана, который сидел рядом, на полу, по-турецки поджав под себя длинные ноги.

            - Вот дурень! Не Андрей, а Андреа она! Эх ты, чудик рыжий! Девку от парня отличить не смог! Ой, не могу-у!.. Ой, лопну от смеха!

А у Сени вдруг потемнело  в глазах, словно кто-то, коварный и изощрённый, натянул ему на голову пыльный мешок. И даже задыхаться стал, словно кислород  перекрыли. Рот искривился в такой гримасе, что девчонки с первых рядов от испуга лица руками закрыли. А Сеня, развернувшись всем корпусом, взял да и вмазал Руслану гитарой по спине!  Но удар пришёлся не по спине, по стулу, что рядом стоял. Взвыли с досады лопнувшие струны. С грохотом упал в истерике стул. Испуганно, по-собачьи, завизжали девчонки. На разных языках что-то разом закричали преподаватели. Но Сене уже было на все это глубоко наплевать. Он выскочил на улицу, не зная, зачем и куда несут разом ставшие ватными ноги. Знала луна, что старательно высвечивала одинокую фигурку на гальке пустынного берега. Это была Андреа. Тихо подойти не удалось. Камушки недовольно заворчали под кроссовками. Девушка вздрогнула и  снова быстро приняла  независимую мальчишескую позу. Вот чудная! Взяла в руки плоский камешек и  ловко взбудоражила им тихую гладь воды. Сеня насчитал семь шлепков. Изловчился и он. Получилось девять. По привычке звонко и азартно ударили  друг друга ладонью о ладонь. Но смеха не получилось, его сглотнула тишина. Пальцы крепко сомкнулись. И словно какой-то вселенский магнит, притянул  друг к другу две фигурки.

Из-за призрачных гор всходила полная луна. Точь-в-точь, как на картинке  фотоальбома, который приносила показать Сене мать. На маленьких островках разноцветными огнями мерцали игрушечные дворцы, возле них в траве прятались волшебные тролли. Морской воздух пах вяленой рыбой и водорослями. В такт доносившейся из лагеря музыки подмигивали блеклые звёзды. Но Сене было не до них. Душу обливал горечью уже наметившийся рассвет. Рано утром за ними должны были приехать автобусы. И прощай лагерь! Зачем всё в жизни устроено так скверно: только найдёшь друга и тут же теряешь! Может, поэтому Сенины руки держали девушку так крепко. И ноги отказывались стоять, словно колдовская луна вытянула из них всю молодецкую силу. И ничего не хотелось говорить, а только касаться губами огненных волос и вдыхать их волнующий аромат.

На обратном пути домой  Сеня впал в немоту. На все реплики Руслана либо вздыхал, либо мычал. Спать не мог ни в автобусе, ни в самолёте. Заворожённо смотрел на фьёрды, но видел в них не отражения облаков, а полные слёз глаза девушки из окна автобуса. Хотелось сжать все восемь времен года в один счастливый миг, когда нежные её пальцы ласкали ему лицо и шею. Но никому ещё не удавалось накинуть узду на сумасшедшее время! Мысленно всё разговаривал с ней по-английски, но чужому языку было никак до конца не раскрыть переполненную чувствами душу, не хватало запаса нужных слов!.. Твёрдо решил по приезду домой штудировать английский. Тем более что Андреа обещала приехать во время летних каникул. Сеня ей верил! Верил, как себе.

            Подрёмывать стал только в поезде, под монотонный стук колёс, которые равнодушно строчили вёрсты несущихся по кругу дорог. И сон снился такой, какой не расскажешь никому!..